ПУ́ШКИН

Портрет А. С. Пушкина работы В. А. Тропинина. 1827. Всероссийский музей А. С. Пушкина (г. Пушкин).

ПУ́ШКИН Алек­сандр Сер­гее­вич [26.5(6.6). 1799, Мо­ск­ва – 29.1(10.2).1837, C.-Пе­тер­бург; по­хо­ро­нен в Свя­то­гор­ском мо­на­сты­ре, ны­не Псков­ская обл.], рус. поэт, дра­ма­тург, про­за­ик, ис­то­рик, лит. кри­тик и жур­на­лист. Из ро­да Пуш­ки­ных. Отец – Сер­гей Льво­вич (1767 или 1771 – 1848), мать – На­де­ж­да Оси­пов­на, уро­ж­дён­ная Ган­ни­бал (1775–1836), внуч­ка ге­нерал-ан­ше­фа А. П. Ган­ни­ба­ла. Дет­ст­во про­вёл в Мо­ск­ве, где по­лу­чил пер­вые пред­став­ле­ния о свет­ской и лит. жиз­ни, рус. ис­то­рии и куль­ту­ре, при­об­щил­ся к чте­нию со­чи­не­ний рус­ских и в осо­бен­но­сти франц. ав­то­ров, соз­дал пер­вые лит. про­из­ве­де­ния, в т. ч. ко­ме­дию «По­хи­ти­тель» и по­эму «То­лиа­да» (1809–11, не сохр.). Оп­ре­де­лён­ное влия­ние на ста­нов­ле­ние лит. ин­те­ре­сов юно­го П. ока­зал его дя­дя – В. Л. Пуш­кин.

В 1811 П. при­нят в но­во­от­кры­тый Цар­ско­сель­ский ли­цей, где изу­чал клас­сич. ми­фо­ло­гию, ан­тич­ную (пре­им. рим­скую), франц., рус. лит-ру, ев­роп. ис­то­рию. В ли­цее у П. поя­ви­лись дру­зья, ко­то­рым бы­ло су­ж­де­но по­вли­ять на его ми­ро­воз­зре­ние (И. И. Пу­щин, А. А. Дель­виг, В. К. Кю­хель­бе­кер); здесь же к не­му при­шло пер­вое при­зна­ние: его лит. да­ро­ва­ние оце­ни­ли Г. Р. Дер­жа­вин, П. А. Вя­зем­ский, К. Н. Ба­тюш­ков и В. А. Жу­ков­ский, ко­то­рых П. счи­тал свои­ми на­став­ни­ка­ми в по­эзии. Из дру­гих рус. пи­са­те­лей наи­боль­шее влия­ние на не­го ока­за­ли М. В. Ло­мо­но­сов, А. П. Су­ма­ро­ков, В. П. Пет­ров, Д. И. Фон­ви­зин, Н. М. Ка­рам­зин, И. А. Кры­лов; из ев­ро­пей­ских – Ж. де Ла­фон­тен, Воль­тер, Ж. Ж. Рус­со, Э. Пар­ни и вся шко­ла франц. «лёг­кой по­эзии». Осн. те­мы ли­цей­ской ли­ри­ки П. – лю­бовь, ви­но, друж­ба, по­эзия; пер­вое опуб­ли­ко­ван­ное стих. «К дру­гу сти­хо­твор­цу» («Вест­ник Ев­ро­пы», 1814, № 13). Во 2-й пол. 1810-х гг. на пер­вый план вы­сту­пи­ли иные ин­то­на­ции: под­ра­жая «уны­лым» эле­ги­ям Жу­ков­ско­го, П. об­ра­тил­ся к те­мам не­пре­одо­ли­мо­го оди­но­че­ст­ва, пред­чув­ст­вия смер­ти, ут­рат и уда­ров судь­бы; эле­гич. то­пи­ка про­ник­ла и в жанр по­сла­ния: «Го­ро­док (К***)» (1815), «К Жу­ков­ско­му» (1816, опубл. в 1840). Ха­рак­тер­ны экс­пе­ри­мен­ты с по­эти­кой рус. оды, пре­им. «тор­же­ст­вен­ной» и «по­ли­ти­че­ской»: ори­ен­ти­ро­ван­ные на этот жанр ли­цей­ские сти­хо­тво­ре­ния ос­лож­не­ны ас­со­циа­ция­ми с эле­ги­ей («Вос­по­ми­на­ния в Цар­ском Се­ле», 1814), бал­ла­дой («На­по­ле­он на Эль­бе», 1815), по­сла­ни­ем (пря­мое об­ра­ще­ние к ад­ре­са­ту в стих. «Прин­цу Оран­ско­му», 1816, опубл. в 1841) и в мень­шей сте­пе­ни с то­пи­кой идил­лии (те­ма дет­ст­ва в «Вос­по­ми­на­ни­ях в Цар­ском Се­ле» и в оде «На воз­вра­ще­ние Го­су­да­ря Им­пе­ра­то­ра из Па­ри­жа в 1815 го­ду», 1815). Не­за­вер­шён­ны­ми ос­та­лись ли­цей­ские по­эмы: «ан­ти­кле­ри­каль­ная» («Мо­нах», 1813, опубл. в 1928–29) и «бо­га­тыр­ская» («Бо­ва», 1814, опубл. с цен­зур­ной прав­кой в 1841, пол­но­стью – в 1899).

По­сле окон­ча­ния ли­цея в ию­не 1817 П. по­сту­пил в С.-Пе­тер­бур­ге на служ­бу в Кол­ле­гию иностр. дел в чи­не кол­леж­ско­го сек­ре­та­ря и, об­ра­тив на се­бя вни­ма­ние свет­ско­го об­ще­ст­ва де­мон­ст­ра­ци­ей не­за­ви­си­мо­го по­ве­де­ния, энер­гич­но вклю­чил­ся в лит. жизнь. Ес­ли в ли­цее он вы­сту­пал про­тив ли­те­ра­то­ров ар­хаи­че­ско­го на­прав­ле­ния на сто­ро­не пи­са­те­лей – по­сле­до­ва­те­лей Н. М. Ка­рам­зи­на, объ­е­ди­нив­ших­ся в лит. об-во «Ар­за­мас», то в 1817, фор­маль­но став чле­ном об-ва и по­лу­чив не­ко­гда же­лан­ную воз­мож­ность за­се­дать в «Ар­за­ма­се», ею поч­ти не вос­поль­зо­вал­ся, пред­по­чи­тая ве­че­ра у ос­меи­вав­ше­го­ся им ещё не­дав­но А. А. Ша­хов­ско­го. Сме­на лит. ори­ен­тиров ока­за­лась пло­до­твор­ной: имен­но в это вре­мя фор­ми­ру­ет­ся пуш­кин­ский ху­дож. ме­тод, ос­но­ван­ный на па­ра­док­саль­ном сбли­же­нии раз­но­род­но­го жиз­нен­но­го ма­те­риа­ла и прин­ци­пи­аль­но раз­ных лит. тра­ди­ций. На ми­ро­воз­зре­ние П. в 1817–20 по­влия­ли Н. И. Тур­ге­нев и П. Я. Чаа­да­ев: пер­вый ста­рал­ся при­об­щить его к идео­ло­гии ев­роп. ли­бе­ра­лиз­ма, вто­рой разъ­яс­нял не­об­хо­ди­мость ин­тел­лек­ту­аль­ной не­за­ви­си­мо­сти.

Осн. про­из­ве­де­ние П. это­го пе­рио­да – по­эма «Рус­лан и Люд­ми­ла» (1817–20, опубл. в 1820), в ко­то­рой лёг­кость сло­га со­че­та­лась со зна­ни­ем рус. фольк­ло­ра, ис­то­рии, тра­ди­ций рус. «бо­га­тыр­ской» по­эмы и зап.-ев­роп. ры­цар­ских ро­ма­нов. Ори­ги­наль­ность по­строе­ния по­эмы со­стоя­ла в рез­ких пе­ре­хо­дах от «от­сту­п­ле­ний» и опи­са­ний к сю­жет­ной ди­на­ми­ке, в на­сы­щен­но­сти лит.-по­ле­мич. под­тек­ста­ми, имев­ши­ми па­ро­дий­ный от­те­нок. В со­став по­эмы во­шла, в ча­ст­но­сти, паро­дия на «Две­на­дцать спя­щих дев» В. А. Жу­ков­ско­го, ко­то­рый не без скры­той иро­нии над­пи­сал П. свой порт­рет: «По­бе­ди­те­лю-уче­ни­ку от по­бе­ж­дён­но­го учи­те­ля…».

В ли­ри­ке П. пе­тер­бург­ско­го пе­рио­да, про­длив­ше­го­ся по на­ча­ло мая 1820, осо­бое ме­сто за­ни­ма­ют по­ли­тич. сти­хо­тво­ре­ния, как не про­ти­во­ре­чив­шие гос. идео­ло­гии и по­ли­ти­ке («Де­рев­ня», 1819, стро­ки 1–34 опубл. в 1826 под назв. «Уеди­не­ние»; пол­но­стью – в «По­ляр­ной звез­де на 1855 год», Лон­дон; в Рос­сии – в 1870), так и рез­ко оп­по­зи­ци­он­ные, сре­ди них са­мая из­вест­ная – ода «Воль­ность» (1817 или 1819, опубл. в 1856), в ко­то­рой рас­ска­зы­ва­лось об ис­тин­ных об­стоя­тель­ст­вах убий­ст­ва имп. Пав­ла I, что бы­ло вос­при­ня­то как об­ви­не­ние имп. Алек­сан­д­ра I во лжи: офиц. вер­сия ут­вер­жда­ла, что Па­вел I скон­чал­ся от апо­п­лек­сич. уда­ра. В апр. 1820 Алек­сандр I рас­по­ря­дил­ся на­чать след­ст­вие о воз­му­ти­тель­ных сти­хах. П., бла­го­да­ря по­мо­щи дру­зей, собств. на­ход­чи­во­сти и сте­че­нию об­стоя­тельств, су­мел из­бе­жать серь­ёз­но­го на­ка­за­ния, по­лу­чив на­зна­че­ние в Ки­ши­нёв в кан­це­ля­рию ген. И. Н. Ин­зо­ва.

В Ки­ши­нё­ве П. про­во­дил вре­мя в об­ще­ст­ве М. Ф. Ор­ло­ва, неск. раз об­щал­ся с П. И. Пес­те­лем, ус­та­но­вил при­ятель­ские от­но­ше­ния с В. Ф. Ра­ев­ским, а так­же с И. П. Лип­ран­ди (ко­то­рый ста­нет про­то­ти­пом Силь­вио в по­вес­ти «Вы­стрел», 1830); был при­нят в ма­сон­скую ло­жу «Ови­дий» [4(16).5.1821], ис­то­рия ко­то­рой до сих пор в пол­ной ме­ре не про­яс­не­на: в ча­ст­но­сти, ос­та­ёт­ся не­из­вест­ным, по­че­му П. ут­вер­ждал, что имен­но из-за дея­тель­но­сти «Ови­дия» в Рос­сии «унич­то­жи­ли все ло­жи». П. не был дея­тель­ным ма­со­ном: его един­ст­вен­ное про­из­ве­де­ние, с уве­рен­но­стью ат­ри­бу­ти­руе­мое как ма­сон­ское, – по­сла­ние «Ге­не­ра­лу Пу­щи­ну» (1821, опубл. в 1874), под­чёрк­ну­то ри­то­рич. и па­те­ти­че­ское, до­пус­кав­шее воз­мож­ность иро­нич. ин­тер­пре­та­ции.

На юге П. ув­лёк­ся твор­че­ст­вом Дж. Бай­ро­на; от­час­ти в под­ра­жа­ние ему бы­ли соз­да­ны по­эмы «Кав­каз­ский плен­ник» (1820–21, опубл. в 1822), ко­то­рая име­ла боль­шой ус­пех, «Бах­чи­са­рай­ский фон­тан» (1821–23, опубл. в 1824) и «Цы­ганы» (1824, отд. изд. – 1827) – с их «ме­ст­ным ко­ло­ри­том», ла­ко­низ­мом по­ве­ст­во­ва­ния, от­сту­п­ле­ния­ми, на­мё­ка­ми, умол­ча­ния­ми и стра­стя­ми. Ге­рои этих по­эм не ве­ри­ли в дос­ти­жи­мость сча­стья, не уме­ли и не хо­те­ли при­ми­рить­ся с не­со­вер­шен­ст­вом ми­ра, не по­ни­ма­ли сво­его пред­на­зна­че­ния, ис­ка­ли и не на­хо­ди­ли сво­бо­ды. «Бай­ро­низ­мом» от­ме­че­ны не­ко­то­рые ли­рич. сти­хо­тво­ре­ния П. («По­гас­ло днев­ное све­ти­ло…», 1820, «К мо­рю», 1824) и в мень­шей сте­пе­ни «ро­ман в сти­хах» «Ев­ге­ний Оне­гин», ко­то­рый он на­чал пи­сать в 1823. Поч­ти од­но­вре­мен­но с ра­бо­той над по­эмой «Бах­чи­са­рай­ский фон­тан», в ко­то­рой те­ма хри­сти­ан­ст­ва пред­став­ле­на как вы­со­кая и зна­чи­тель­ная, в 1821 соз­дан об­шир­ный цикл ко­щун­ст­вен­ных про­из­ве­де­ний: «<В. Л. Да­вы­до­ву>» (опубл. в 1884), «Хри­стос вос­крес, моя Ре­век­ка!..», «Гав­рии­лиа­да» (оба опубл. в 1861). Лю­бов­ная ли­ри­ка юж­но­го пе­рио­да со­че­та­ла де­мон­ст­ра­цию ин­тим­но­сти пыл­ких чувств с умол­ча­ния­ми и не­дос­ка­зан­но­стя­ми, гра­ни­чив­ши­ми с мис­ти­фи­ка­ци­ей: до сих пор в по­пу­ляр­ной лит-ре об­су­ж­да­ет­ся миф о «по­та­ён­ной люб­ви» П. и кан­ди­да­ту­ры на роль его гл. ге­рои­ни (как пра­ви­ло, на­зы­ва­ют­ся име­на Е. К. Во­рон­цо­вой, М. Н. Ра­ев­ской, А. Риз­нич или К. Со­бань­ской).

В ду­хов­ной био­гра­фии П. 1823 стал пе­ре­лом­ным: по­эт раз­оча­ро­вал­ся в идео­ло­гии и прак­ти­ке ре­во­люц. кон­спи­ра­ции, от­крыв­ших­ся ему не столь­ко ге­рои­кой под­ви­га и са­мо­по­жерт­во­ва­ния, сколь­ко пре­тен­ци­оз­ным пус­то­сло­ви­ем и борь­бой за ли­дер­ст­во. О за­ве­до­мой не­аде­к­ват­но­сти ли­бе­раль­ных ил­лю­зий совр. ис­то­рич. ре­аль­но­сти – стих. «Сво­бо­ды сея­тель пус­тын­ный…» (1823, опубл. в 1856). В 1824 в по­сла­нии «К мо­рю» ре­во­люц. «про­све­ще­нье» и ти­ра­ния пред­ста­нут как две рав­но не­при­ем­ле­мые воз­мож­но­сти. Со сво­ей сто­ро­ны де­каб­ри­сты с са­мо­го на­ча­ла зна­ком­ст­ва с П. це­ни­ли его лит. да­ро­ва­ние, но не до­ве­ря­ли ему как че­ло­ве­ку, по­ла­гая его слиш­ком лег­ко­мыс­лен­ным и бес­печ­ным. При этом от­но­ше­ние П. к быв­шим ли­це­ис­там, уча­ст­во­вав­шим в со­бы­ти­ях 14(26).12.1825, И. И. Пу­щи­ну и В. К. Кю­хель­бе­ке­ру, ос­та­ва­лось не­из­мен­но дру­же­ским («И. И. Пу­щи­ну», 1826, опубл. в 1841; «19 ок­тяб­ря <1827>», опубл. в 1830; и др.).

Ле­том 1823 П. пе­ре­ве­дён в Одес­су в рас­по­ря­же­ние ген.-гу­бер­на­то­ра М. С. Во­рон­цо­ва, ко­то­рый вско­ре стал тя­го­тить­ся при­сут­ст­ви­ем П., де­мон­ст­ра­тив­но пре­не­б­ре­гав­ше­го слу­жеб­ны­ми обя­зан­но­стя­ми, ост­ро­го на язык и склон­но­го к эпа­та­жу; обыч­но пред­по­ла­га­ет­ся, что свою роль сыг­ра­ло ув­ле­че­ние П. его же­ной – Е. К. Во­рон­цо­вой [ей по­свя­ще­ны сти­хо­тво­ре­ния «Со­жжён­ное пись­мо» (1825, опубл. в 1826) и «Хра­ни ме­ня, мой та­лис­ман...» (1825, опубл. в 1916)]. Пись­ма П. пер­лю­ст­ри­ро­ва­лись; в од­ном из них го­во­ри­лось о его ин­те­ре­се к «чис­то­му афе­из­му». Вла­сти при­зна­ли слу­жеб­ную карь­е­ру П. за­вер­шён­ной, и ле­том 1824 он был со­слан в ро­до­вое име­ние Ган­ни­ба­лов-Пуш­ки­ных с. Ми­хай­лов­ское Псков­ской губ. под над­зор ме­ст­ных вла­стей (по­ли­цей­ский над­зор над П. не был снят до кон­ца жиз­ни).

Рисунки А. С. Пушкина на черновой рукописи поэмы «Полтава».1828. Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (С.-Петербург).

До­суг П. за­пол­ни­ли чте­ние Биб­лии, про­из­ве­де­ний У. Шек­спи­ра и И. В. Гё­те, изу­че­ние рус. ис­то­рии и фольк­ло­ра. В цен­тре его лит. раз­мыш­ле­ний – про­бле­ма ро­ман­тиз­ма, что во мно­гом объ­яс­ня­ет­ся по­ле­ми­кой во­круг «Бах­чи­са­рай­ско­го фон­та­на»: по­эма бы­ла опуб­ли­ко­ва­на с об­шир­ным пре­ди­сло­ви­ем П. А. Вя­зем­ско­го, опи­сав­ше­го рус. лит. си­туа­цию в ка­те­го­ри­ях борь­бы ро­ман­тиз­ма и клас­си­циз­ма и бе­зо­го­во­роч­но при­няв­ше­го сто­ро­ну пер­во­го. В от­ли­чие от Вя­зем­ско­го, П. по­ла­гал, что «рус­ско­го клас­си­циз­ма» не су­щест­ву­ет. В на­бро­ске ст. «О по­эзии клас­си­че­ской и ро­ман­ти­че­ской» (1825, опубл. ча­стич­но в 1855) он рас­смат­ри­вал клас­си­цизм и ро­ман­тизм как ка­те­го­рии, обоб­щаю­щие ис­то­рию лит. жан­ров, свя­зы­вая с клас­си­циз­мом фор­мы, из­вест­ные ан­тич­ной лит-ре, и от­но­ся к ро­ман­тиз­му те, «ко­то­рые не бы­ли из­вест­ны древ­ним» или пре­тер­пе­ли из­ме­не­ния. По­ла­гая, что ис­тин­ный клас­си­цизм в Рос­сии – де­ло бу­ду­ще­го, П. со 2-й пол. 1820-х гг. всё ча­ще об­ра­щал­ся к ан­тич­ным фор­мам, од­но­вре­мен­но пы­та­ясь вос­кре­сить по­эти­ку тор­жеств. оды и эпич. по­эмы [мо­ти­вы и сти­ли­сти­ка этих жан­ров на­шли от­ра­же­ние в эпи­ло­ге «Кав­каз­ско­го плен­ни­ка», позд­нее – в по­эмах «Пол­та­ва» (1828, опубл. в 1829), «Мед­ный всад­ник» (1833, опубл. в 1837, посм.)].

На­рас­тав­ший ин­те­рес к клас­си­циз­му не оз­на­чал раз­ры­ва с ро­ман­тиз­мом: тра­ге­дия «Бо­рис Го­ду­нов» (1824–25, окон­чат. ред. 1830, опубл. в 1831) мыс­ли­лась П. как ро­ман­ти­че­ская, по­сколь­ку пред­став­ля­ла со­бой ре­зуль­тат глу­бо­ко­го пе­ре­ос­мыс­ле­ния фор­мы клас­си­ци­стич. тра­ге­дии (де­мон­ст­ра­тив­ное на­ру­ше­ние тре­бо­ва­ний един­ст­ва вре­ме­ни и мес­та, че­ре­до­ва­ние сти­хотв. фраг­мен­тов с про­заи­че­ски­ми, до­пу­ще­ние про­сто­ре­чий и т. д.). В «Бо­ри­се Го­ду­но­ве» П. вы­сту­пил как еди­но­мыш­лен­ник Н. М. Ка­рам­зи­на, все­гда стре­мив­ше­го­ся под­черк­нуть от­вет­ст­вен­ность ари­сто­кра­тии за судь­бу го­су­дар­ст­ва: мне­ние на­род­ное пред­ста­ва­ло как объ­ект ма­ни­пу­ля­ций, дви­жу­щей си­лой со­бы­тий ока­зы­ва­лось про­ви­де­ние – Бо­жий суд, от ко­то­ро­го не су­ж­де­но бы­ло уй­ти ни Го­ду­но­ву, ни От­репь­е­ву. Один из наи­бо­лее зна­чи­мых ас­пек­тов соз­дан­ной П. в тра­ге­дии кар­ти­ны ми­ра – ис­то­ризм, не знаю­щий ог­ра­ни­чений и рас­про­стра­няю­щий­ся на идео­ло­гию, со­ци­аль­ную и ин­ди­ви­ду­аль­ную пси­хо­ло­гию, куль­тур­ный быт и язык, тре­бую­щий точ­но­сти в де­та­лях, от­ка­зы­ваю­щий­ся от ал­лю­зий, но свя­зы­ваю­щий ис­то­рию и со­вре­мен­ность как на уров­не для­щих­ся ис­то­рич. «сю­же­тов» нац. ис­то­рии, так и на уров­не един­ст­ва нац. ис­то­рич. па­мя­ти; ис­то­ризм ско­рее уни­вер­саль­ный, чем на­цио­наль­ный, где под­лин­ной и един­ст­вен­ной ме­рой по­ни­ма­ния и оцен­ки ис­то­рич. со­бы­тий ока­зы­ва­ет­ся хри­сти­ан­ская эти­ка.

В Ми­хай­лов­ском бы­ли на­пи­са­ны неск. глав «Ев­ге­ния Оне­ги­на», ко­то­рый стал сво­его ро­да днев­ни­ком П., от­ра­зив­шим не толь­ко раз­ви­тие ге­ро­ев, но и ду­хов­ную эво­лю­цию са­мо­го по­эта. Осн. те­ма ро­ма­на – со­от­но­ше­ние лит-ры и жиз­ни: вос­при­ятие дей­ст­ви­тель­но­сти че­рез по­сред­ст­во лит. тек­ста ос­мыс­ля­лось в слож­ном кон­тек­сте ис­то­рии чувств (ко­то­рая опи­сы­ва­лась с по­мо­щью яв­ных и скры­тых от­сы­лок ко мно­гим про­из­ве­де­ни­ям) и рас­це­ни­ва­лось П. скеп­ти­че­ски как про­яв­ле­ние про­вин­ци­аль­но­го мыш­ле­ния (ср. иро­ни­че­ски ок­ра­шен­ные за­ме­ча­ния о Тать­я­не, ко­то­рая при­ня­ла Оне­ги­на за Гран­ди­со­на). В 3-й гла­ве П. рас­су­ж­дал о «ро­ма­не на ста­рый лад», в ко­то­ром тор­же­ст­во­ва­ла доб­ро­де­тель, и о но­вом, в ко­то­ром вос­тор­же­ст­во­вал по­рок. «Ев­ге­ний Оне­гин» на­чи­нал­ся как со­чи­не­ние в но­вей­шем вку­се, как рас­сказ о «мо­ск­ви­че в га­роль­до­вом пла­ще», где «рус­ская хан­д­ра» со­от­но­си­лась с «анг­лиц­ким спли­ном», но за­кон­чить­ся он дол­жен был «на ста­рый лад» – от­ка­зом Тать­я­ны – в аб­со­лют­ном не­со­от­вет­ст­вии ду­ху но­вой эпо­хи. Вме­сте с тем мо­ти­вы дол­га, лич­но­го дос­то­ин­ст­ва и чес­ти со­че­та­лись с те­мой не­воз­мож­но­сти взаи­мо­по­ни­ма­ния в ми­ре, где ца­рят рок и слу­чай, от­ни­маю­щие лю­бовь и на­де­ж­ду, где ма­ло­зна­чи­мый по­сту­пок спо­со­бен по­влечь за со­бой са­мые серь­ёз­ные по­след­ст­вия и где пе­ре­жи­ва­ние не­об­ра­ти­мо­сти вре­ме­ни и по­ступ­ка ста­ло до­ми­нан­той са­мо­соз­на­ния ге­ро­ев и ав­то­ра.

А. С. Пушкин. Два автопортрета. 1826. Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (С.-Петербург).

Восстание 14(26).12.1825, след­ст­вие и суд над за­го­вор­щи­ка­ми П. вос­при­нял двой­ст­вен­но. Лич­но зная мн. уча­ст­ни­ков событий, он от­но­сил­ся к ним со­чув­ст­вен­но, в пер­вую оче­редь к И. И. Пу­щи­ну и В. К. Кю­хель­бе­ке­ру, ко­то­рых до кон­ца жиз­ни счи­тал свои­ми друзь­я­ми (см., в ча­ст­но­сти, по­сла­ние «И. И. Пу­щи­ну»), – не­слу­чай­но в его сти­хо­тво­ре­ни­ях воз­ни­ка­ла те­ма «ми­ло­сти к пад­шим» [«Стан­сы» («В на­деж­де сла­вы и доб­ра...»), 1826, опубл. в 1828; «Пир Пет­ра Пер­во­го», 1835, опубл. в 1836; и др.]; но в ре­во­лю­цию не ве­рил, а по­сколь­ку ни пря­мо, ни кос­вен­но не уча­ст­во­вал в её под­го­тов­ке, то на­де­ял­ся на ос­во­бо­ж­де­ние из ссыл­ки. Оно ока­за­лось поч­ти мгно­вен­ным и дра­ма­ти­че­ским. В ночь с 3(15) на 4(16).9.1826 П. по­лу­чил пред­пи­са­ние явить­ся в Мо­ск­ву. 8(20) сент. со­стоя­лась бе­се­да по­эта с имп. Ни­ко­ла­ем I, в хо­де ко­то­рой П. на за­дан­ный во­прос, при­нял бы он уча­стие в вос­ста­нии, будь он 14 дек. в С.-Пе­тер­бур­ге, от­ве­чал ут­вер­ди­тель­но, объ­яс­няя это тем, что за­го­вор­щи­ки бы­ли его друзь­я­ми. Ре­зуль­та­том раз­го­во­ра ста­ло по­зво­ле­ние П. вы­би­рать ме­сто жи­тель­ст­ва и от­ме­на об­щей цен­зу­ры: Ни­ко­лай I объ­я­вил, что сам бу­дет его цен­зо­ром. Как вы­яс­ни­лось впо­след­ст­вии, эта ми­лость не в пол­ной ме­ре ог­ра­ди­ла П. от об­щей цен­зу­ры, а вме­сте с тем об­на­ру­жи­ла оп­ре­де­лён­ную дву­смыс­лен­ность: так, «Бо­рис Го­ду­нов» был раз­ре­шён к пе­ча­ти да­ле­ко не сра­зу; в то же вре­мя пе­ча­та­ние «Ис­то­рии Пу­га­чёв­ско­го бун­та» вряд ли бы­ло бы доз­во­ле­но обыч­ной цен­зу­рой.

Осень 1826 – вер­ши­на при­жиз­нен­ной сла­вы П., вос­тор­жен­но встре­чен­но­го лит. и свет­ской Мо­ск­вой; пуб­лич­ные чте­ния «Бо­ри­са Го­ду­но­ва» сле­до­ва­ли од­но за дру­гим. Ус­пех, од­на­ко, был ом­ра­чён: в ли­бе­раль­ном англ. клу­бе П. про­воз­гла­шал здра­вие но­во­го го­су­да­ря, что бы­ло вос­при­ня­то как кон­фор­ми­ст­ское от­ступ­ни­че­ст­во от преж­не­го сво­бо­до­лю­бия. Ко­гда в мае 1827 П. уе­хал в С.-Пе­тер­бург, его от­но­ше­ния с моск. кру­га­ми бы­ли уже ос­но­ва­тель­но ис­пор­че­ны; по­ка­за­тель­но, что в «Пу­те­ше­ст­вии из Мо­ск­вы в Пе­тер­бург» (1833–35, опубл. не пол­но­стью в 1841, пол­но­стью – в 1880) П. бу­дет со­чув­ст­вен­но пи­сать об ос­ме­ян­ной А. С. Гри­бое­до­вым в «Го­ре от ума» «фа­му­сов­ской» Мо­ск­ве.

Со 2-й пол. 1820-х гг. П. всё ча­ще об­ра­ща­ет­ся к ре­лиг. те­ма­ти­ке: та­ко­ва ода «Про­рок» (1826, опубл. в 1828), ори­ен­ти­ро­ван­ная на на­ча­ло 6-й гла­вы биб­лей­ской Кни­ги Исайи. К 1827 от­но­сит­ся пер­вый зна­чит. опыт П. в про­зе – ос­тав­ший­ся не­за­вер­шён­ным ис­то­рич. ро­ман «Арап Пет­ра Ве­ли­ко­го» (1827, опубл. пол­но­стью в 1837, посм.). В ли­ри­ке П. уси­ли­ва­ют­ся мо­ти­вы не­до­воль­ст­ва собств. жиз­нью [«Вос­по­ми­на­ние» («Ко­гда для смерт­но­го умолк­нет шум­ный день...», 1828, опубл. в альм. «Се­вер­ные цве­ты на 1829 год»)] и от­чая­ния («Дар на­прас­ный, дар слу­чай­ный...», 1828, опубл. в альм. «Се­вер­ные цве­ты на 1830 год»). Про­из­ве­де­ние выз­ва­ло по­ле­мич. от­клик митр. Фи­ла­ре­та (Дроз­до­ва): «Не на­прас­но, не слу­чай­но / Жизнь от Бо­га нам да­на...», на ко­то­рый в 1830 П., в свою оче­редь, от­ве­тил стих. «В ча­сы за­бав иль празд­ной ску­ки...».

В кон­це де­каб­ря 1828 в Мо­ск­ве П. впер­вые встре­ча­ет Н. Н. Гон­ча­ро­ву, вес­ной 1829 сва­та­ет­ся к ней, но по­лу­ча­ет ук­лон­чи­вый от­вет от её ро­ди­те­лей. Без раз­ре­ше­ния вла­стей он от­прав­ля­ет­ся в пу­те­ше­ст­вие на Кав­каз, где, по край­ней ме­ре од­на­ж­ды, при­ни­ма­ет уча­стие в бое­вых дей­ст­ви­ях. Творч. ре­зуль­та­том по­езд­ки ста­ла не­за­вер­шён­ная по­эма «Та­зит» (1829–30, опубл. в 1837), за­мы­сел ко­то­рой сфор­ми­ро­вал­ся в кон­тек­сте раз­мыш­ле­ний о хри­сти­ан­ском мис­сио­нер­ст­ве на Кав­ка­зе и ми­ло­сер­дии как ос­но­ве хри­сти­ан­ст­ва, а так­же сти­хо­тво­ре­ния т. н. кав­каз­ско­го цик­ла: «На хол­мах Гру­зии…» (1829, опубл. в 1830), «Мо­на­стырь на Каз­бе­ке» (1829, опубл. в альм. «Се­вер­ные цве­ты на 1831 год») и др.; на ос­но­ве кав­каз­ско­го пу­те­во­го днев­ни­ка бу­дет на­пи­са­но «Пу­те­ше­ст­вие в Ар­зрум во вре­мя по­хо­да 1829 го­да» (1835, опубл. в 1836).

Пре­бы­ва­ние П. в С.-Пе­тер­бур­ге, ку­да он вер­нул­ся осе­нью 1829, бы­ло от­ме­че­но дра­ма­тич. борь­бой с Ф. В. Бул­га­ри­ным, ко­то­рый, пы­та­ясь ском­про­ме­ти­ро­вать «ли­те­ра­тур­ных ари­сто­кра­тов», пи­сал до­но­сы на по­эта, рас­про­стра­нял све­де­ния о за­ис­ки­ва­нии П. пе­ред вла­стя­ми и пе­ча­тал раз­бо­ры его про­из­ве­де­ний, кон­ста­ти­руя «со­вер­шен­ное па­де­ние» пуш­кин­ско­го да­ро­ва­ния. П. от­ве­чал эпи­грам­ма­ми и пам­фле­та­ми, при­нял ак­тив­ное уча­стие в «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­те» Дель­ви­га (1830–31), со­че­тав­шей прин­ци­пы ари­сто­кра­тиз­ма и ли­бе­раль­но­го кон­сер­ва­тиз­ма, но не смог из­ме­нить си­туа­цию: зна­чит. часть чи­таю­щей пуб­ли­ки бы­ла на сто­ро­не Бул­га­ри­на.

Ме­нее вы­ра­зи­тель­ным бы­ло по­сте­пен­но уси­ли­вав­шее­ся рас­хо­ж­де­ние П. с ев­ро­пей­ски ори­ен­ти­ро­ван­ной ча­стью ли­бе­раль­ной ари­сто­кра­тии. В 1830 П. в об­ра­щён­ном к кн. Н. Б. Юсу­по­ву по­сла­нии «К вель­мо­же» бег­ло на­бро­сал иде­аль­ный об­раз ари­сто­кра­тич. куль­ту­ры пред­ре­во­люц. Ев­ро­пы. Эти сти­хи вы­зва­ли по­ле­ми­ку; мно­гие ус­мот­ре­ли в них не оп­по­зи­цию ре­во­лю­ции и де­мо­кра­тич. дви­же­нию, а же­ла­ние уго­ж­дать силь­ным ми­ра. Эта точ­ка зре­ния уп­ро­чи­лась осе­нью 1831 по­сле вы­сту­п­ле­ния П. с одой «Кле­вет­ни­кам Рос­сии». Эти сти­хи рез­ко осу­ди­ли П. А. Вя­зем­ский и Н. И. Тур­ге­нев; сре­ди не­мно­гих, кто от­кры­то вы­сту­пил на сто­ро­не поэ­та, был П. Я. Чаа­да­ев. Тол­ки об «ис­ка­тель­ст­ве» П. обоб­щил знав­ший его польск. по­эт А. Миц­ке­вич, ко­то­рый в стих. «Рус­ским друзь­ям», во­шед­шем в при­ло­же­ние к 3-й час­ти его по­эмы «Дзя­ды» (1832), в слег­ка за­вуа­лиро­ван­ной фор­ме вы­ска­зал неск. су­ж­де­ний о по­ли­тич. ре­не­гат­ст­ве П. (П. от­ве­тит Миц­ке­ви­чу в стих. «Он ме­ж­ду на­ми жил...», 1834, опубл. в 1841).

Осень 1830 П. про­вёл в ро­до­вом име­нии с. Бол­ди­но Лу­коя­нов­ско­го у. Ни­же­го­род­ской губ., ку­да вы­ехал 1(13) сент. с це­лью всту­п­ле­ния во вла­де­ние ча­стью ро­до­во­го име­ния – Кис­те­нё­вым, ко­то­рое отец вы­де­лил ему на­ка­ну­не же­нить­бы, и где П. за­дер­жал­ся до кон­ца но­яб­ря из-за хо­лер­ных ка­ран­ти­нов. В это вре­мя за­вер­шён осн. текст «Ев­ге­ния Оне­ги­на», на­пи­са­ны «ма­лень­кие тра­ге­дии» [«Ску­пой ры­царь» (опубл. в 1836), «Мо­царт и Саль­е­ри» (опубл. в альм. «Се­вер­ные цве­ты на 1832 год», пост. в 1832), «Пир во вре­мя чу­мы» (опубл. в альм. «Аль­цио­на на 1832 год»), «Ка­мен­ный гость» (опубл. в 1839)], по­этич. «Сказ­ка о по­пе и о ра­бот­ни­ке его Бал­де» (опубл. в 1840), про­за­ич. «Ис­то­рия се­ла Го­рю­хи­на» (не за­вер­ше­на; опубл. в 1837), по­эма «До­мик в Ко­лом­не» (опубл. в 1833), ок. 30 ли­рич. сти­хо­тво­ре­ний, сре­ди ко­то­рых «Эле­гия» («Бе­зум­ных лет угас­шее ве­се­лье…», опубл. в 1834), «Бе­сы» (опубл. в 1831), «По­эту» («По­эт! Не до­ро­жи лю­бо­вию на­род­ной», опубл. в 1830), «Ру­мя­ный кри­тик мой…» (опубл. в 1841), «Что в име­ни те­бе мо­ём?» (опубл. в 1830). По­пыт­кой пе­ре­смот­ра всей тра­ди­ции но­вой рус. про­зы стал цикл «По­вес­ти по­кой­но­го Ива­на Пет­ро­ви­ча Бел­ки­на» (опубл. в 1831), объ­е­ди­нив­ший по­вес­ти «Вы­стрел», «Ме­тель», «Гро­бов­щик», «Стан­ци­он­ный смо­т­ри­тель» и «Ба­рыш­ня-кре­сть­ян­ка», в ко­то­рых П., стре­мясь к мак­си­маль­но по­сле­до­ва­тель­но­му раз­гра­ни­че­нию по­этич. и про­за­ич. сти­лей, про­ти­во­пос­та­вил на­сы­щен­ной пе­ри­фра­за­ми, ино­ска­за­ния­ми, по­черп­ну­ты­ми из ли­ри­ки ме­та­фо­рами и срав­не­ния­ми про­зе Н. М. Ка­рам­зи­на, В. А. Жу­ков­ско­го, А. А. Бес­ту­же­ва ла­ко­низм и про­сто­ту вы­ра­же­ния. Под пе­ром П. про­за обо­га­ща­лась но­вы­ми жан­ро­вы­ми ас­со­циа­ция­ми: бы­то­вой, ис­то­рич. или лит. анек­дот вхо­дил в неё вме­сте с эле­мен­та­ми тра­диц. но­вел­лы и ро­ма­на, а па­ро­дий­ное пе­ре­ос­мыс­ле­ние тра­диц. сю­жет­ных хо­дов со­че­та­лось с по­эти­за­ци­ей рус. дво­рян­ской жиз­ни.

«Медный всадник». Иллюстрация А. Н. Бенуа к изданию 1923.

В янв. 1832 рас­по­ря­же­ни­ем им­пе­ра­то­ра П. за­чис­лен на служ­бу в Кол­ле­гию иностр. дел, по­лу­чив раз­ре­ше­ние ра­бо­тать в ар­хи­вах для на­пи­са­ния ис­то­рич. тру­да о Пет­ре I. «Ис­то­рии Пет­ра» (1831–1836; не окон­че­на) П. при­да­вал осо­бое зна­че­ние: в ней долж­ны бы­ли от­ра­зить­ся его пред­став­ле­ния о фун­дам. ос­но­ва­ни­ях ис­то­рич. и нрав­ст­вен­но­го бы­тия Рос. им­пе­рии. С февр. 1833 П. на­чал ра­бо­ту над ис­то­ри­ей вос­ста­ния Е. И. Пу­га­чё­ва; в авг. – сент. 1833 со­вер­шил по­езд­ку по «пу­га­чёв­ским» мес­там – Ниж­ний Нов­го­род, Ка­зань, Сим­бирск, Орен­бург, Уральск; 1(13).10.1833 прие­хал в Бол­ди­но. Вто­рая «бол­дин­ская осень» [про­длив­шая­ся до 9(21).11.1833] увен­ча­лась по­эма­ми «Мед­ный всад­ник. Пе­тер­бург­ская по­весть» (опубл. в 1837, посм.), «Анд­же­ло», по­ве­стью в про­зе «Пи­ко­вая да­ма» (обе опубл. в 1834), «Ис­то­ри­ей Пу­га­чёв­ско­го бун­та» (ч. 1–2, опубл. в 1834; пер­во­на­чаль­ное назв. «Ис­то­рия Пу­га­чёва» из­ме­не­но по во­ле Ни­ко­лая I), по­этич. сказ­ка­ми – «Сказ­ка о мёрт­вой ца­рев­не и о се­ми бо­га­ты­рях» (опубл. в 1834), «Сказ­ка о ры­ба­ке и рыб­ке» (опубл. в 1835), сти­хотв. «Осень» (опубл. в 1841).

В про­из­ве­де­ни­ях П. 1830-х гг. ев­роп. куль­ту­ра, её веч­ные об­ра­зы и те­мы обоб­ща­лись и свя­зы­ва­лись с рус. куль­ту­рой и об­ществ. жиз­нью, на­род­ность как вы­ра­же­ние рус. ду­хов­но­го скла­да со­че­та­лась с прин­ци­па­ми ари­сто­кра­тиз­ма, а тра­гич. «пу­га­чёв­ский» эпи­зод ис­то­рии Рос­сии об­на­ру­жи­вал хруп­кость её гос. уст­рой­ст­ва и жес­то­кость нар. нра­вов, сдер­жи­вае­мых си­лой вер­хов­ной вла­сти (час­то нрав­ст­вен­но ущерб­ной) и са­мо­от­вер­жен­но­стью лю­дей чес­ти. Мно­го­лет­ние раз­мыш­ле­ния о Пет­ре I и С.-Пе­тер­бур­ге, о вла­сти и лич­но­сти на­шли от­ра­же­ние в поэ­ме «Мед­ный всад­ник», ге­рой ко­то­рой, по­те­ряв­ший всё и про­кли­наю­щий Пет­ра и его го­род, во­пло­тил в се­бе от­чая­ние че­ло­ве­ка в мо­мент кру­ше­ния его на­дежд. Со­гла­сить­ся с ге­ро­ем, по­вто­рив вслед за ним его про­кля­тие, не­воз­мож­но: это оз­на­ча­ло бы от­ка­зать пет­ров­ской им­пе­рии и С.-Пе­тер­бур­гу в пра­ве на су­ще­ст­во­ва­ние и ис­то­рич. зна­че­ние. Но и не со­чув­ство­вать ге­рою не­льзя: лич­ная тра­ге­дия «бед­но­го Ев­ге­ния» ока­зы­ва­ет­ся бо­лее зна­чи­мой, чем его не­пра­во­та, и са­мый бунт его пред­ста­ёт как вы­ра­же­ние его тра­ге­дии.

Од­на­ко имен­но в 1830-е гг., ко­гда П. соз­да­ёт свои гл. про­из­ве­де­ния, у не­го ста­но­вит­ся всё мень­ше чи­та­те­лей: вку­сы чи­таю­щей пуб­ли­ки из­ме­ни­лись. По­эма «Пол­та­ва», в ко­то­рой П. пред­при­нял не толь­ко опыт по­ле­ми­ки с де­каб­ри­ст­ской тра­ди­ци­ей ос­мыс­ле­ния личности Пет­ра I и его эпо­хи, но и по­пыт­ку син­те­зи­ро­вать по­эти­ку ро­ман­тич. по­эмы с вы­со­ким сти­лем оды и эпо­пеи, ус­пе­ха не име­ла; по­след­ние гла­вы «Ев­ге­ния Оне­ги­на» рас­ку­па­лись с тру­дом, из­вест­ность «По­вес­тей Бел­ки­на» ог­ра­ни­чи­лась иро­нич. ком­мен­та­рия­ми жур­на­ли­стов, «Бо­рис Го­ду­нов» был при­нят лит. кри­ти­кой хо­лод­но или вра­ж­деб­но, ти­раж «Ис­то­рии Пу­га­чёв­ско­го бун­та» не рас­ку­пал­ся.

Впер­вые о собств. близ­кой смер­ти П. на­чал го­во­рить по­сле то­го, как в 1831 умер его бли­жай­ший друг А. А. Дель­виг; по­сте­пен­но эта те­ма за­ни­ма­ет всё боль­шее ме­сто в твор­че­ст­ве по­эта. Так, в «Осе­ни» об­раз ко­раб­ля и зна­ме­ни­тый во­прос «Ку­да ж нам плыть?» дву­смыс­лен­ны, ука­зы­вая как на по­пыт­ку вы­брать лит. сю­жет, так и на осоз­на­ние не­об­хо­ди­мо­сти вы­би­рать ме­ж­ду жиз­нью и смер­тью: в ев­роп. эмб­ле­ма­ти­че­ской тра­ди­ции ко­рабль, вхо­дя­щий в га­вань, сим­во­ли­зи­ро­вал смерть и жизнь веч­ную. Мо­ти­ва­ми гру­сти и оди­но­че­ст­ва про­ник­ну­ты сти­хо­тво­ре­ния «По­ра, мой друг, по­ра!» (1834, опубл. в 1886), «Стран­ник» (1835, опубл. в 1841), «Пол­ко­во­дец» (1835, опубл. в 1836), «Ко­гда за го­ро­дом, за­дум­чив, я бро­жу...» (1836, опубл. в 1857); пред­чув­ст­ви­ем близ­кой смер­ти от­ме­че­но стих. «Я па­мят­ник се­бе воз­двиг не­ру­ко­твор­ный…» (1836, опубл. в 1841).

В 1836 П. стал из­да­вать ж. «Со­вре­мен­ник», за­ду­ман­ный как про­дол­же­ние «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­ты», од­на­ко жур­нал ус­пе­ха не имел; его ти­раж не­ук­лон­но сни­жал­ся. В том же го­ду был опуб­ли­ко­ван ро­ман «Ка­пи­тан­ская доч­ка», став­ший свое­об­раз­ным ма­ни­фе­стом «ли­бе­раль­но­го кон­сер­ва­тиз­ма»: ли­бе­раль­ная идея лич­но­сти при­пи­сы­ва­ет­ся но­си­те­лю идеи гос. слу­же­ния, кон­сер­ва­то­ру и мо­нар­хи­сту, ко­то­рый по­гиб­нет, но не при­сяг­нёт «зло­дею». Слож­ная сис­те­ма эпи­гра­фов (ча­стью при­ду­ман­ных П.) ак­туа­ли­зи­ру­ет лит. тра­ди­цию 18 в., об­рам­ляя ро­ман­тич. сю­жет в ду­хе В. Скот­та, и пред­став­ля­ет со­бой сис­те­му мо­ти­ви­ро­вок по­ве­де­ния ге­роя с его при­вер­жен­но­стью тра­диц. мо­ра­ли. Гри­нёв – иде­аль­ный ге­рой рус. лит-ры 18 в., вклю­чён­ный в сю­жет ро­ман­тич. ис­то­рич. ро­ма­на. По­ня­ти­ям дол­га, чес­ти, вер­но­сти, ми­ло­сер­дия и люб­ви, свя­зан­ным с об­ра­зом Гри­нё­ва, про­ти­во­пос­тав­ле­ны «цен­но­сти» ро­ман­тиз­ма, со­от­но­си­мые с об­ра­зом от­ри­цат. ге­роя – Шваб­ри­на, ко­то­рый ока­зы­ва­ет­ся на­де­лён­ным все­ми ха­рак­тер­ны­ми ат­ри­бу­та­ми мыш­ле­ния и по­ве­де­ния ро­ман­тич. ге­роя: он иро­ни­чен, эгои­сти­чен и оди­нок, об­ла­да­ет чув­ст­вом пре­вос­ход­ст­ва над ок­ру­жаю­щи­ми, пре­зи­ра­ет мо­раль; стра­ст­ная и без­от­вет­ная лю­бовь под­тал­ки­ва­ет его к пре­сту­п­ле­нию и обо­ра­чи­ва­ет­ся жиз­нен­ной ка­та­ст­ро­фой.

Памятник А. С. Пушкину работы Р. Р. Баха. 1900 (г. Пушкин).

По­эт вен­чал­ся с Н. Н. Гон­ча­ро­вой 18.2(2.3).1831 в Мо­ск­ве. Се­мей­ная жизнь однако ос­лож­ня­лась бед­но­стью, дол­га­ми, не­уст­ро­ен­но­стью бы­та; свет­ские и при­двор­ные ус­пе­хи же­ны П. со­про­во­ж­да­лись зло­сло­ви­ем и кле­ве­той. Слож­ная ин­три­га, до сих пор до кон­ца не раз­га­дан­ная, за­кон­чи­лась 27.1(8.2).1837 на Чёр­ной реч­ке ду­э­лью П. с фран­цу­зом на рус. служ­бе ка­ва­лер­гар­дом Ж. Дан­те­сом, при­ём­ным сы­ном голл. по­слан­ни­ка Л. Б. Гек­кер­на, на ко­то­рой П. был смер­тель­но ра­нен. По­гре­бе­ние П. со­стоя­лось 6(18).2.1837 в ро­до­вой усы­паль­ни­це Ган­ни­ба­лов-Пуш­ки­ных в Свя­то-Ус­пен­ском Свя­то­гор­ском мо­на­сты­ре.

П. – ос­но­во­по­лож­ник но­вой рус. лит-ры: обоб­щив на­сле­дие отеч. лит-ры 18 в. и осу­ще­ст­вив слож­ный син­тез вы­ра­зит. воз­мож­но­стей книж­ных сти­лей и раз­го­вор­ной ре­чи, он за­ло­жил ос­но­вы совр. рус. ли­те­ра­тур­но­го язы­ка. П. ка­но­ни­зи­ро­вал фор­му рус. ро­ман­тич. эле­гии и ро­ман­тич. по­эмы, соз­дал ряд экс­пе­рим. форм (ро­ман в сти­хах; дра­ма­тич. сце­ны; ис­то­рич. ро­ман, гра­ни­ча­щий с до­ку­мен­таль­ной про­зой; и др.), до­бив­шись под­лин­ной ори­ги­наль­но­сти сло­га, идей, ком­по­зи­ции. Соз­дан­ная П. слож­ная ху­дож. сис­те­ма вос­при­ни­ма­ет­ся как от­кры­тая са­мым раз­ным куль­тур­ным кон­тек­стам, как рус­ским, так и ев­ро­пей­ским; как во­брав­шая в се­бя су­ще­ст­вен­ные эле­мен­ты по­эти­ки клас­си­циз­ма, сен­ти­мен­та­лиз­ма, ро­ман­тиз­ма и пред­вос­хи­тив­шая ряд от­кры­тий реа­лиз­ма. Твор­че­ст­во П. – осн. под­текст рус. лит-ры 19–20 вв., всё про­стран­ст­во ко­то­рой про­ни­зы­ва­ют яв­ные и скры­тые ци­та­ты из его про­из­ве­де­ний: рус. по­эты всех на­прав­ле­ний и школ по­сто­ян­но об­ра­ща­лись к П. да­же в ус­ло­ви­ях по­ле­ми­ки с ним. Вско­ре по­сле смер­ти П. в рус. куль­ту­ре ут­вер­ди­лось пред­став­ле­ние, со­глас­но ко­то­ро­му твор­че­ское на­сле­дие и лич­ность П. – про­об­раз бу­ду­ще­го рус. че­ло­ве­ка и об­ще­ст­ва (Н. В. Го­голь) и осн. вне­вре­мен­ное иде­аль­ное со­дер­жа­ние рус. жиз­ни (А. А. Гри­горь­ев). Во 2-й пол. 19 в. «пуш­кин­ское на­прав­ле­ние», к ко­то­ро­му при­чис­ля­лись пи­са­те­ли, не стре­мив­шие­ся к соз­да­нию еди­ной лит. про­грам­мы, а по отд. ас­пек­там су­ще­ст­вен­но рас­ходив­шие­ся с П. (Е. А. Бо­ра­тын­ский, А. А. Дель­виг, В. К. Кю­хель­бе­кер, М. П. По­го­дин, А. С. Хо­мя­ков, С. П. Ше­вы­рёв и др.), час­то про­ти­во­пос­тав­ля­лось «го­го­лев­ско­му» как пре­им. эс­те­ти­че­ское и иде­аль­ное – са­ти­ри­че­ско­му и зло­бо­днев­но­му. В 20 в. та­кая по­ста­нов­ка во­про­са во мно­гом ут­ра­ти­ла свою ак­ту­аль­ность: при­шло осоз­на­ние то­го, что фор­мо­твор­че­ст­во и «по­эзия дей­ст­ви­тель­но­сти» в твор­че­ст­ве П. не ис­клю­ча­ли, а до­пол­ня­ли друг дру­га. Сре­ди пи­са­те­лей, ис­пы­тав­ших наи­боль­шее влия­ние П., – Н. В. Го­голь, И. С. Тур­ге­нев, А. Н. Май­ков, А. А. Фет, Ф. М. Дос­то­ев­ский, В. С. Со­ловь­ёв, А. А. Блок, В. Я. Брю­сов, С. А. Есе­нин, А. Т. Твар­дов­ский.

Ру­ко­пи­си П. хра­нят­ся в ИРЛИ (Пуш­кин­ском До­ме) РАН (С.-Пе­тер­бург). В мес­тах, свя­зан­ных с пре­бы­ва­ни­ем П., от­кры­ты ме­мо­ри­аль­ные му­зеи: Му­зей-ли­цей и Му­зей-да­ча в г. Пуш­кин (быв. Цар­ское Село), Му­зей-квар­ти­ра на на­бе­реж­ной р. Мой­ка в С.-Пе­тер­бур­ге – фи­лиа­лы Все­рос­сий­ско­го му­зея А. С. Пуш­ки­на; Му­зей-квар­ти­ра на Ар­ба­те – фи­ли­ал Гос. му­зея А. С. Пуш­ки­на (Мо­ск­ва); Пуш­кин­ский за­по­вед­ник; Му­зей-за­по­вед­ник «Бол­ди­но» (Ни­же­го­род­ская обл.), Дом-му­зей в Ки­ши­нё­ве и др.